Кили всегда любил слушать истории о страшных орках, которые набрасывались на мирных людей и гномов, но которые всегда побеждались бравыми воинами, такими как Торин или мастер Двалин. Зло всегда наказывалось, исчезало в недрах гор и долго не вылезало оттуда. Тогда Кили был ребенком и остался им, ибо каждый следующий поворот жизни был для него еще одной дверью в другую сказку, где орки будут побеждены, гоблины скинуты с деревянных помостов, а великий маг, метко прицелившись, запустит в кровожадного варга горящей шишкой и, чуть не спалив лес, спасет всех и вся.
Митчелл же относился к сказкам с некой странной опаской. Да, перед вами сидит тот же гном, хотя и с кое-какими дополнениями и новыми "примочками", как иногда любили говорить здешние люди, но в его мире сказки не работали. В древних рассказах Балина  никогда не было железных летающих птиц, горнов, превращенных в маленькие "телефоны", а повозки, ранее запряженные лошадьми, никогда не ездили сами. В сказках не было и кровопийц, главным желанием которых было выпить свою жертву до основания, и к которым волею судьбы теперь принадлежал молодой гном, пусть это и была цена за его новый облик.
Новый облик поднимает руку к глазам и медленно сжимает пальцы в кулак. Длинные, тонкие, в чем-то изящные, захватывающие все на своем пути. Это было странно так же, как дотягиваться до верхних полок и не просить это сделать кого-то другого, как переступать три ступеньки за раз, а не переводить дыхание через каждые десять, как обнимать любимую девушку не за талию и ощущать ее дыхание у себя на плече. Взгляд и улыбка при взгляде на рыжую особу, которая до сих пор казалась невозможной, нереальной, потому что таких не существовало в родном Средиземье, потому что никогда гномы не любили таких, никогда такие не любили гномов. Но это была Эми, и ей было можно все, кроме прикасания к кудряшкам. Это под запретом, даже не обсуждается, но нарушается чуть ли не каждый день.
И Кили любил за это Эми, волосы, конечно, страдали от этого, но улыбка не исчезала с лица уже-не-гнома, как и сейчас, как еще на протяжении следующих пары минут. Девушка поднимается по лестнице, а Садден наблюдает за ней с софы из-за журнала. Смех сдерживать сложно, а поэтому он превращается в шишиканье за трясущейся газеткой. Да, Митчелл знал, что смеяться плохо над немного неуклюжей любимой дамой, но он не мог остановиться, и его прощали за глаза, за улыбку, за резкую, смешную и милую попытку поцеловать в губы.
- Думаешь, это смешно? - прокрикивает немного строго Эми и летит вниз. Смех сменяется испугом, улыбка прощается с лицом, а Кили, вновь не распознав свою истинную скорость, оказывается стоящим рядом с девушкой, желая как-то помочь, что-то сделать.
- Эми, как ты? Ты себе ничего не... - губы замирают, голос исчезает, голова начинает кружиться, заменяя мысли чем-то тяжелым и металлическим, а глаза останавливаются лишь на рыжей макушке девушки, где уже проступили первые уничтожающие для Кили и живительные для Митчелла капли крови.
- Лучше беги, - про себя произносит Садден, словно надеясь, что Понд расслышит его внутренний мольбы, пока его самого трясет от того, что он может сотворить, сделать, совершить.
- Амелия, - густой баритон медленно, словно дымка тумана, окутывает сознание гнома, - беги...
Левая рука медленно впивается в стену, стараясь хоть как-то удержать, остановить внезапное создание из тьмы. Слышен тихий скрежет и хруст, ногти скользят внутри бетона. Словно тень от деревьев всего Лихосья, словно тучи Саурона, Митчелл буквально навис над девушкой, почти забываясь, практически разорвав девушки в своем сознании.

Где-то год назад совесть, а также возраст не давали Кили и слова сказать повелительным тоном. Он был ребенком, самым молодым гномом, и даже прямое родство с великим Трором не давало ему приказывать что-то кому-либо. И такое положение вполне его устраивало, ему нравилось это. Один единственный момент, где быть своим дядей не хотелось. По правде говоря, он и не знал, как надо правильно говорить, чтобы тебе повиновались, никто его этому не учил.
И сейчас, в глубине своей наливающейся ужасной злостью души, он сожалел об этом, потому что Садден мог лишь, если очень сильно постараться, напугать, запугать девушку своей новой сущностью (пусть она бы все равно не призналась в своем страхе), но никак не прогнать ее, заставить спрятаться в безопасном месте. Он знал об этом почти с самого начала. Хотя, даже если бы она сделала бы шаг от него, он, а точнее тот монстр, который был назван Митчеллом, сделал бы свой шаг, смертельный для девушки. Острые клыки, выросшие за мгновение, впились бы в ее прекрасную шею, прямиком в яремную вену, на губах смерти была бы сладкая кровь, она бы осуществила самые глубокие желания, что Кили обещал себе прятать, учиться контролировать, заглушать. Эми бы постепенно обмякла в его сильных руках, он выпил бы из нее ее жизнь, ее душу, а после посмотрел бы в ее замершие навсегда карие глаза и понял бы, что он совершил. И это был бы конец для всего.
- Нет, - резко говорит сам себе гном и делает один резкий выдох. Он не может, не имеет права сделать все то, что уже смела представить себе его вторая сущность. Перестать думать о крови и о пульсирующей вене на шее девушки, надо закрыть глаза и представить себе спокойствие, которое могло теперь только сниться.
- Как ты меня только что назвал?
В этом была вся Амелия. Нарушить спокойствие, взбудоражить разум, кинуть C4 в спокойное озеро с покойниками на дне. Глаза кровопийцы снова открываются, и Кили, стараясь передать весь страх за свои действия, за судьбу девушки, за ее жизнь, произносит сквозь зубы:
- Не важно, беги, - это были последние силы, что остались в гноме. Митчелл берет Кили за горло и выкидывает его в дальний угол сердца. Да здравствует, кровавый убийца.
Теперь ничего не останавливало его впиться в горло Понд. Вон она дергающаяся, прыгающая на шее венка. Она боится, предчувствует, что может произойти, ускоряет пульс. Он пахнет вкусно, как самый лучший ужин, о котором можно только мечтать. Митчелл пропускает слова своей жертвы мимо ушей, ибо они не важны так же, как и мелкие движения этой самой дамы. Что она может сделать, как она справиться с немереной силой и огромной скоростью? Разве у нее припрятаны где-то по близости осиновые колья или может быстренько развести костер, где попытается сжечь вампира?
- Сомневаюсь, очень сомневаюсь - с усмешкой самому себе говорит монстр и медленно проводит языком от одного клыка к другому. Заждались, очень сильно заждались свежей крови.
И здесь происходит то, чего Митчелл не ожидал, а Кили боялся больше всего. Нежные и слегка холодные ладони девушки оказываются на лице убийцы и внезапно сбивают все, что только можно было. На какое-то мгновение целеустремленный взгляд сменяется мягким и практически полностью разрушенным, доставшимся от молодого гнома. Кили старается сказать что-то Эми, но у него выходит лишь отчаянно мотать головой из стороны в сторону.
- Нет, нет, милая, - опять слова, будто Понд могла прочитать мысли, - беги, прошу тебя, родная, беги.
Сердце колотится в полную силу, слишком много ударов в секунду, Митчелл еще где-то рядом, он затаился, в одном из тайных уголков, словно ожидая приглашения на пиршество.
- Митчелл, пожалуйста,
- НЕЕЕЕЕТ!!! - Кили снова оказывается отброшен, а Митчелл, взяв себя в руки делает первое движение после уже затянувшейся игры в "нет, я не могу ее убить, я же люблю ее". В одно мгновение Эми оказывается впечатанной в стену, а правая рука уже сжимает ее шею. Еще не удушающе, но уже не давая вздохнуть полной грудью.
- Звала, дорогая? - злая ухмылка на губах, глубокий вдох. Запах крови стал ближе, запах победы стал одурманивающе ближе.

У каждого волшебства есть своя цена, но зачастую никто никогда не знает какой же будет эта цена. Обмен на зрение, на голос, на золото, на три золотых волоса, на первенца? Цену роста для Кили никто не озвучил, ему просто обозначили, что когда-то она придет, когда-нибудь постучит в дверь, прикоснется со спины к плечу и напомнит о долге. И, увы, но, по большому счету, новая жажда не считалась за цену, просто новая сущность, новые правила жизни не походили на что-то страшное, внезапное и мучительное, с чем расстаться было подобно смерти.
Что ж, дождались. Внезапность - резкое появление Митчелла, страшное - пара клыков, мелькающих за едкой ухмылкой, мучительное - уверяю, смерть будет таковой. Да, никто не звал чудовище, оно само явилось из глубин сознания и сущности, вторглось туда, куда позвал один лишь опьяняющий запах любимой крови.
Вы никогда не сможете бросить курить, если каждый день будете входить в табачную лавку или останавливаться рядом с курящими людьми. Ваши руки каждый раз будут прекращать трястись от ломки, а по телу будет разливаться отравленный дым, переносящий вас сразу в позабытые дали давно минувших лет. Так было с Митчеллом, именно с ним. Он снова играл, как в своих старых воспоминаниях, осторожно вдыхал любимый запах, не забывая удерживать жертву за шею. На сантиметр ближе, на сантиметр дальше от окровавленной головы. Самая опасная игра на свете, которой было суждено быстро закончится.
Резкий удар по самым... бубенцам, как бы сказал человек, уже немного отошедший от злости, а еще от невыносимой боли. Очень нечестный ход, как пятый туз в рукаве или выстрел в спину безоружному. Вампир оказывается на коленях перед девушкой, изображая мучительную боль, которая исчезла буквально через пару волшебных секунд. Что поделать, с вампирами такое бывает - жажда заменяет все ощущения собой, наполняет пустоты вожделением, дает возможность поиграть в страшные игры.
- Awwwwww, - наигранно, как никогда раньше. Ой, мне так больно, кто же мне теперь поможет. Митчелл медленно поднимается на ноги, и гадкая ухмылка не слезает с его ожесточенного лица. Девочка боится, может не признаваться, но страх завоевал ее крошечное кроваво-красное сердечко.
Первый плавный шаг, плюс еще несколько таких же, обе ладони касаются милого лица жертвы, пальцы скользят по ее скулам, спускаясь к гортани.
- Это так мило с твоей стороны, - произносит Джон и с силой прижимает к себе девушку, почти зарываясь носом в рыжих волосах девушки, - хотя и немного глупо.
Монстр закрывает глаза и с улыбкой проводит рукой по спине девушки. Это игра, да, но чтобы играть нужен запал, нужно загореться полностью, выжечь себе свое собственное сердце. Губы медленно приближаются к шее, дыхание прикасается к коже жертвы, явно оставляя после себя землетрясение в сердце. Страх пахнет не вкусно, но это лучше, чем ничего.
- Не бойся, - голос Митчелла содрогается, пришел необходимый момент, - твоя смерть будет быстрой, - вампир делает последний вздох, чтобы еще раз перед убийством ощутить что-то в девушке, губы почти останавливаются около пульсирующей вены.
- Она будет быстрой, Эми...
Холодный поцелуй оказывается на веснушчатой шее. Вдруг все прекратилось, остался лишь призрак монстра на губах, во взгляде в леденеющих ладонях. Это было резко, неожиданно, словно кто-то выключил чудовище, сделал поворот винта, это уничтожало, потому что в одно мгновение молодой гном мог стать кровавым убийцей.
Надо было бежать, бежать подальше от крови, от запахов, от Эми. Садден собирает последние силы в кулак и произносит:
- Я не могу.. - и исчезает, словно его и не было в этой комнате секунду назад.

У Кили раскалывалась голова. В ней словно поселился ослепленный злостью рой пчел, ос или кто еще может вызывать это ненавистное жужжание, звон в ушах. Ладони, секунду назад пытающиеся вдавить внутрь головы глаза, без сил упали на колени. Они тоже болели, как и глаза, в которые, казалось, воткнули по маленькой незаметной иголке. А еще ныла челюсть, как от долгого смеха, слишком широкой улыбки, вот только Садден не улыбался, он только что чуть не убил любимого человека.
- Черт, - выплевывает уже-не-гном и откидывает голову назад, неприятно ударяясь о стенку стоящего рядом шкафа. Все вышло не так, как он представлял себе. Разве он так много хотел? Всего лишь быть с Амелией одного роста, чтобы не просто изображать способность защищать, а именно защищать всем своим телом, всей своей душой, чтобы обнимать ее и целовать, не вставая на табуретку. А что вышло? Теперь он не способен защитить от самого себя, одна лишь капелька крови пробуждает монстра, который замолкает в одну секунду, оставляя тебя опустошенным, вытягивает из темного угла, куда сам же засунул. Больно, неприятно, неправильно.
Еще раз, уже специально, ударить затылком по шкафу, чтобы ваза на одной из полок издала небольшой "хлюп" - немного перелилась через край - как будто это может помочь успокоить пальцы, почти танцующие под легкую дрожь. Ха-ха, старые гномы бы посмеялись, "не можешь держать в руках теперь свой лук, да, мальчишка?", дядя бы наградил своим обычным хмурым взглядом, а Фили... Садден не знал, что сделал бы с ним брат, ведь он изменился намного больше, чем рассчитывал, перестал быть одним из этой веселой компании "Фили и ..."
- Кили? - этот голос был не кстати, от него надо было бежать или хотя бы претвориться трупом. В воздухе сразу появился металлический привкус, но, как бы это странно не было, никто не захотел перевернуть душу с ног на голову. Глаза закрыты, а губы сжаты - приготовиться, заранее построить клетку для зверя.
Рукой по волосам. Кили вздрагивает все телом, но быстро приходит в себя - монстра нет в клетке, даже если встряхнуть ее, раскрутить и бросить в бетонную стену. Но, все равно, нельзя открывать глаза и разжимать губы, а ей лучше уйти, а не... Поздно, Эми в мгновение оказывается рядом с ним на полу, а ее рука, сжимает его ладони.
- Больше так не делай, не убегай, все равно догоню, - голос снова проникает в голову Кили. Сердце словно начинает биться. Надо ответить, сказать что-то, сделать, хотя бы сжать ладонь в ответ. Нет, нельзя, сидеть, посадить себя в клетку монстра.
- Мы с этим справимся, обязательно. Вместе.
- Вместе, - где-то в глубине произносит Кили, еще сильнее сжимая болящие губы. Мы научимся орудовать мечами, обязательно. Вместе. Мы пойдем к Одинокой горе, обязательно. Вместе. Мы выживем в этой бойне, обязательно. Вместе. Не бывает такого вечного “вместе”, в этом гном был уверен, но говорить об этом не собирался, хотя он должен был, уже давно.
- И можешь больше не пытаться прятаться, - Эми, как обычно, прерывает ход мыслей, - из тебя никудышный конспиратор, знаешь ли.
Уголки губ быстро изображают прыжок "мы хотим улыбнуться, но нам нельзя". Резко вверх и быстро вниз, еще не хватает зажать пальцами уголки губ, чтобы не рассмеяться, но высвободиться от ладони Понд было невозможно, ибо казалось, что только так возможно хоть на секунду избавиться от страха перед самим собой. Жутко захотелось открыть глаза и снова посмотреть на мир нормальным взглядом, а не через запотевшее стекло черного "помутнения, сквозь взгляд Митчелла.
Было странно вдруг понять, что монстра что-то остановило, как будто кто-то нажал на какую-то кнопку и вернул все назад, как будто удалил монстра, по крайней мере, на время. Митчелл не вернулся даже тогда, когда окровавленная рыжая голова снова появилась рядом с ним, когда кровь вновь оказалась в пределах досягаемости. Слишком странно для человека, недавно чуть не пытавшегося убить ради пинты этой крови.
- А для него нужно купить намордник, извини, конечно, но так будет лучше. К тому же, думаю, ему пойдет, - ну разве можно было оставить такую фразу без внимания? Глаза открываются и как будто начинают светиться, улыбка до ушей и смех, который всегда был вместе с Кили. Ладони гнома уже сжимают руку Амелии, а на языке вертятся слова извинений и подобного.
- Да, ему определенно подойдет, - произносит Садден, продолжая улыбаться. Одно движение, может даже очень резкое, но через мгновение Эми оказывается на коленях уже-не-гнома, в его объятиях, - Прости меня, милая...
Да, не лучшая фраза для убийцы, но что можно еще придумать когда в твоих руках находятся самое дорогое, что ты встречал за свои долгие 78 лет жизни. Пальцы запутываются в волосах, а мысли, кажется, наконец, находят истинное русло. Как можно жить дальше, зная, что в любой момент ты можешь уничтожить свое существование и остаться без всего.
- И что мы будем делать дальше? - необходимый вопрос для такой ситуации, лишний вопрос для объятий с любимой девушкой.

Для Кили будущее всегда было абстрактным, оно всегда было покрыто легкой дымкой. Он никогда не думал о нем, как о чем-то важном, он просто жил моментом, зная, что рядом с ним всегда будет старший брат, который прикроет спину, когда это понадобиться, а впереди будет дядя, за которым он будет следовать до конца, как за самым ярким факелом. Гном знал, что всю свою жизнь проведет в Средиземье, может в Синих горах, а может где еще, но именно там. Все было просто, ясно, как будто это было написано в какой-то детской сказке, что уже давно запала в душу.
Также молодой гном никогда не задумывался о чем-то серьезном в плане отношений. Нет, не подумайте, что он не хотел бы когда-нибудь завести семью, стать мужем, отцом, быть как мистер Двалин, к примеру. Просто Кили сначала хотел стать воином, героем, победителем, доказать всем, что он не просто ребенок, а потомок великих королей. А с такими мыслями явно не о дамах размышлять.
Сейчас все эти мысли отходили на дальний план. Горы остались далеко в прошлом, как и мысли и победах и сражениях, что должны будут войти в историю. В настоящем были страшные монстры, таящиеся внутри, а еще неожиданные мысли, пока что прикрытые небольшой завесой.
- Полагаю, ты отнесешь меня вниз, поставишь на пол и пойдешь на работу, - нет, так Садден поступить не мог. Отпустить девушку из своих объятий? Отправиться на работу, к которой уже-не-гном так и не смог пока что нормально привыкнуть? Нет, и еще раз нет. Все это означало в один миг забыть все произошедшее, а этого делать было нельзя, потому что это же Митчелл, от него всякое можно ожидать.
- А потом я тебя встречу и мы пойдем прогуляемся по Лидворту. Что за чудное место! Заодно, кстати, подберем ему намордник, - небольшой смешок. Куда уж чуднее. Но это все какие-то слова, не мысли и не действия.
Кили проводит рукой по волосам, а после неожиданно даже для самого себя глубоко вздыхает. На секунду Синие горы снова возникли перед ним, а в голове появился запрет: нельзя вести Митчелла туда, нельзя вернуться домой, монстрам там не место. В Средиземье никто никогда не слыхивал о существах, подобных ему, словно их никогда там и не существовало. Там всегда был милый дом, в котором храбрые гномы побеждали злых орков и варгов. Там было хорошо, и всегда будет.
- Эй, - как хорошо, что Эми все еще была здесь и могла вытащить из засасывающих в трясину ностальгии мыслей. Вот ее волосы почти закрывают от внешнего мира, а глаза находятся настолько близко, что в них можно утонуть. Язык хочет откликнуться на это безобидное "эй", но чудесный теплый запах, исходящий от девушки не дает этого сделать.
- Теория, что ... всегда сменяется белой. Так что, ... все плохо, рано ... обязательно улучшится, ... справимся - разум Кили отказывался работать правильно, без сбоев, слова не долетают до него, пропадают в каком-то странном вихре. Алые губы девушки порхали совсем рядом, и у гнома было только одно желание: поймать их своими и заточить в поцелуе. Он даже пытался это сделать, но так не смог, очевидно, боясь спугнуть этих сверхбыстрых бабочек.
- Ни на какую работу я сегодня не пойду, - наконец произносит Садден и мягко проводит рукой по волосам девушки, дотрагиваясь до скул и спускаясь к шее, - я чуть тебя не …, - остановиться, перевести дух, не произносить то страшное слово - и это, знаешь ли, трудно утрясти в себе, - немного грустная улыбка, но ведь улыбка, не правда ли.
И тут просыпаются неожиданные мысли, точнее с них вдруг поднимают какое-то полотно, обнажая их. Неизвестно, из-за чего, но вдруг захотелось сделать совсем неожиданный шаг. Сказать честно, никто никогда не учил Кили совершать такие наполовину необдуманные шаги, потому что он на протяжении своих семидесяти с хвостиком лет был для всех ребенком, да и сейчас остается, и ни одна душа не собиралась заводить с ним разговоры на данную тему, да и не за чем было. Подрастет - все сам узнает.
В последнее время, будущее для Кили было еще более абстрактным, чем раньше, оно почти превратилось в кромешную тьму, в которой доброе будущее просто не могло существовать. Теперь не было брата и дяди, за которых можно было ухватиться и следовать за ними вперед, не было прежнего дома, в котором можно было бы укрыться. Но в Средиземье не было Амелии, за которую теперь старался удержаться бывший гном. Саддену было страшно, потому что он не мог вернуться домой и не мог потерять в этом новом мире ниточку к существованию. Значит надо завязать узелок, а потом молиться великим предкам, чтобы он не развязался.
- Эми, - тихо произносит Кили, немного отстраняясь от девушки, чтобы видеть полностью ее лицо, - ты станешь моей... - слова обрываются, потому что язык сам заворачивается в узел, не давая завершить предложение. Дрожь пробирает тело, словно конец этой фразы противоречит всему естеству, всему существующему на земле, и пересилить ее невозможно.
В отчаянии Кили закрывает глаза и в очередной раз специально ударяется головой о шкаф, как будто это может помочь, может заставить язык и мысли работать так, как надо. Но ничего не происходит, лишь ваза на верхней полке снова издает глухой "хлюп", видимо высказывая свое неодобрение всему происходящему. Глупая стекляшка.

Отредактировано Kili Sudden (28-01-2013 02:28:11)

Что пугает вас больше всего?
Джона Митчелла, военного, наверное, пугала смерть в бою, а может он был чуть выше этого и боялся, что его страну захватят враги. Вампир, в которого превратился Джон, скорее всего, поначалу боялся быть пойманным, а потом снова боялся умереть. Гном Кили страшился потерять своих брата и дядю, а потеряв их, стал бояться за Эми.
Что же касается гномовампира Кили Саддена, который уже умер, пусть и не в бою, потерял своих родственников и чуть не убил даму сердца, то его начала пугать самая обычная тишина, хотя, если говорить по правде, сейчас в этой тишине был звон, от которого бывшему гному было не спрятаться. Он просто сидел и смотрел в глаза своей возлюбленной, с секунду назад блистающие радостью и тем огнем, которым девушка и поражала всех вокруг. Теперь огня не было, было что-то другое, и Кили назвал это страхом и еще...
Саддену стало плохо. Нет, нет, ему не казалось, что его сейчас вырвет, просто он вдруг ощутил что-то внутри себя, точнее не нашел своего сердца, и это не была метафора. Его сердце действительно остановилось, буквально, и Кили не знал что делать. Он попытался сделать предложение любимой девушке, коряво, как мальчишка, которым он действительно являлся, а получил тишину и плачущую Эми. Садден не мог смотреть на ее, заливающееся слезами лицо, как будто это было самое ужасное, что он когда-либо видел.
Кили не мог говорить, не мог больше смотреть в глаза девушке, хоть и знал, что он должен был сказать что-то ободряющее, как обычно, как всегда, но просто не мог делать то, что было его сущностью.
Ему надо было идти. Это была быстрая мысль, слишком быстрая, как подготовленный ранее план. Кили плавным движением убирает ноги девушки со своих коленей и уже по обыкновению быстро поднимается с пола и в секунду оказывается на ногах перед диваном, спинка которого прекрасно скрывала девушку. Но этого было мало. Бывший гном хватает свою кожаную куртку, надевает ее, как обычно поправляя ее воротник, снова останавливается, только в этот раз уже смотря на закрытую дверь. Надо идти.
- Кхм, ты права... - тихо произносит Кили, стараясь не выдать своего волнения, а еще, застывшего сердца, в котором уже кто-то живет, - надо идти на работу.
Ему не хотелось этого делать, но находится в тишине и без ответа, который он так хотел услышать он не мог. Молчание пугало, звон проникал вглубь головы. Раз удар. Она не ответила, она не хочет... Плохие мысли, но они завлекают за собой в глубины тьмы сознания. Второй удар. Как удар в дверь к монстру. Нет, нельзя выпускать его сейчас. Хотя он и сам не очень хочет выходить. Разбирайся со своими проблемами сам, чудак.
Ладонь падает на ручку двери, та медленно поворачивается, и новый воздух из коридора проникает в комнату, заменяя собой запах крови. Вот его уже нету рядом с гномом, он только кружил вокруг девушки, все еще сидящей за диваном. На секунду Кили оглядывается на девушку, ожидая, что что-то произойдет, Эми вдруг встанет из своей засадой, подойдет к нему, обнимет, скажет что-то правильное,  то, что он ждал услышать пару мгновений назад, когда смотрел в веселые глаза возлюбленной.
Движения нет. Садден открывает дверь, и вот его уже нет в квартире, он, пользуясь скоростью вампира, исчезает из дома, он уже идет по улице, закуривает сигареты, которые уже давно хранились в этой куртке, пытается отогнать все плохие мысли. Что-то щелкает в голове, и монстр выходит наружу. Черные глаза и сотни трупов позади.
Стоп, нет, это не наш Кили. Наш все еще стоит на пороге в комнату и ждет чуда. Глупый гном, лучше бы ему остаться в Средиземье, встретить снова дочь мистера Двалина или умереть под стенами Эреборна, но уж никак не мучить себя и свое уже остановившееся сердце.

Ему надо было уйти, надо было не останавливаться в проеме, не ждать какого-то чуда. Митчелл бы сразу догадался до этого , пользуясь своей сущностью и скоростью, наспех собрал бы вещи в чемодан и отбыл бы в другой город, может даже страну. Кили был не столь расторопен, а еще он вырос в почти сказочном мире, где никогда не было проблем с браком - ты выбираешь, или тебе выбирают супругу, и на этом все заканчивается - вы живете априори в мире и согласии. Никто в Средиземье не делает предложение просто по желанию сердца, а потом не стоит на пороге размышляя о своих прошлых и будущих поступках.
Что делать дальше? Да, правильный вопрос, который начинает разрывать. Как поступают обычно люди в таких ситуациях? Увы, Кили не знал этого и не где не видел подобного. Глупо, но в тех фильмах, что уже видел бывший-гном, все кончалось либо слезами радости, что блестят на лицах обоих влюбленных (вы не представляете, как Садден не любил подобные концовки), либо же какой-нибудь трагедией, от которой начинаешь задумываться о своей жизни и прижимаешь к себе даму своего сердца, чтобы не потерять ее в один момент. Кили хотел обнять Эми сейчас, но его ноги не поворачивались, словно кто-то налил клей на пол, а он случайно наступил в него и прилип подошвами. Другим объяснением мог стать Митчелл, но он, кажется, сейчас ушел по своим делам, по крайней мере, так казалось Саддену. На самом деле он был неподалеку, сидел в уголке, откуда было видно все, и старался как-то заставить Кили остаться в комнате. Зачем? Может он и был монстром, который хотел крови милой рыжей девушки, но одно он понимал особенно хорошо - смерть Понд для молодого гнома послужила бы отличным толчком для него к увечьям или же собственной смерти. Но вампир умирать больше не собирался.
Так в раздумьях гном-вампир и стоял около двери, пока вдруг не ощутил, как кто-то рьяно начал снимать с него куртку. Эми, так сильно желавшая остановить Кили, была, наконец, самой собой - горящая и желающая, чтобы поступали так, как она хочет. И Кили хотелось в глубине души улыбнуться ей, забыть все, что было пару минут назад, готов был простить за все, но не мог.
- Так не может быть, - говорил внутренний голос, принадлежавший сейчас Митчеллу, - а если и может, то ты всего лишь глупец и ничего не стоишь, - Садден не хотел слышать этого, но заткнуть этот голос за пояс не мог. И он снова видел в мыслях, как прижимает к себе свою любовь, а Митчелл лишь холодно смотрел на даму.
Увы, но в этом взгляде была та боль, которая так живо била в глупом гноме мгновения назад, когда он смотрел на Эми, не ответившую на такой простой вопрос. Обида, разочарование и еще немного зарождающегося равнодушия, как стоматологическая заморозка на душе, и это уже был вампир, снова вышедший на первый план, но не раскрывающий себя черными глазами или быстрой атакой на жертву.
- Сегодня. Ты. Остаешься. Здесь. - громко и отчетливо. Тут уже и Джон готов был улыбнуться, но сдержался - называть глупцом себя он также не хотел.
- А она милая, - про себя проговорил Митчелл, внезапно для себя подмечая прекрасные губы, завораживающие рыжие волосы и невероятную шею. Нет, не думайте, что он снова решил начать свою охоту, просто он вдруг почувствовал что-то, а может еще и вспомнил что-то очень далекое. Правая рука поднимается к лицу девушки, пальцы касаются ее подбородка, поднимая его и мягко заставляя Эми посмотреть в глаза вампиру. Карие, глубокие, любящие...
Пальцы мягко начинают скользить по шее, а после рука ложится на плечо. Килимитчеллу было больно, им надо было уйти. Медленно прикосновение заканчивается, а бывший гном делает мягкий кивок, отступает от девушки, выходит из комнаты и закрывает за собой дверь.
Вот она свобода от чего-то гнетущего, но по лицу вдруг проскальзывает неизвестно чья слеза. Глухие шаги, вниз по лестнице, а смирно стоящее сердце, как будто остается еще около двери. Лестница кончается, минует коридор, захлопывается входная дверь.
Холодный апрельский воздух одурманивает, заставляя застыть на месте. Митчелл тянется в карман и достает из него сигареты и зажигалку. Да, Кили не знал, но это уже давно была куртка вампира, когда он вдруг становился собой. Мгновение, и дым селится в легких. Надо куда-то идти, но явно не на работу, нужен он там, уничтожающийся изнутри гном.

Дым медленно расползался по легким вампира, а он сам стоял на улице, не совершая никаких шагов - ни вперед, ни назад. Митчелл не знал, почему он медлил, почему не шел куда-то от этого дома, как хотел с мгновение назад, когда закрыл за собой входную дверь, оставив за ней рыжую даму.
- А она милая, - вновь проговорил про себя Джон, снова затягиваясь сигаретой и завязывая смертельный узел в горле. Хах, умереть от рака легких? Простите, Митчелл уже умирал, три раза, если быть точным, простой болезнью его не сразить. Так вот, вампир, снова выбравшийся наружу, действительно считал женщину своего второго "я" милой, хотя нет, правильнее сказать она своим именем тогда, когда его снова охватила жажда, грустным, но горящим взглядом на втором этаже, заставляла отходить его на второй план и нащупывать какую-то тонкую нить из прошлого. Да, с собственной памятью у него было плохо - пока Кили помнил всю свою долгую и отчасти беззаботную жизнь в качестве гнома, пока он каждый день вспоминал Голубые горы, поход к Эребору, величество своего дяди и любимого брата, Митчелл не мог раскопать свою собственную историю. Он помнил, что он ирландец, смутно помнил, как шел на какую-то войну, хотя не мог сказать на какую именно, знал, что стал вампиром и убивал людей, много людей, очень много. Сам для себя вампир был чудовищем, машиной смерти, а сейчас, как проснувшись от долгого сна или глубокой комы, начал вспоминать какую-то другую сторону своей жизни.
Еще одна затяжка, а острый слух улавливает быстрые шаги по лестнице. Понд, она бежит, бежит за Кили, а он сам все еще стоит рядом с домом, хотя готовился исчезнуть в туманах серой страны. Гном-вампир делает первый медленный шаг от дома, но не прибегает к своей скорости. Да, почему бы не прогуляться в апреле по улочкам Лидворта, почему бы любым способом не дождаться любимой девушки.
- Садден! - любимый голос, - Стой, - но Митчелл не остановился. На его лице промелькнула улыбка, он захотел поиграть, побегать от дамы, чтобы потом получить то, что хотел Кили.
Стоп. Кили? С какой стати вампиру делать то, о чем долго думал бывший гном. Собственно, он и сам не знал и тем самым вытолкнул его на первый план. Для Саддена это было очень неожиданно, именно поэтому он резко остановился и по счастливой случайности не столкнулся с Эми, что вмиг оказалась перед ним. Она снова была напротив Кили, ее взгляд вновь встречался с его взглядом.
Боже, как он ее любил. Гном не мог описать насколько сильно было это чувство в нем, да и я не возьмусь за описание, хотя уверен, что, если бы девушка не сделала первый шаг, то Кили бы поступил точно также. Понд вытаскивает сигарету изо рта Саддена, о которой тот даже позабыл с уходом Митчелла, ее ладони оказываются на его плечах, а губы встречаются друг с другом.
В какой-то момент Кили забылся. Нет, не в том смысле, что мгновенно опьянел или подобное, просто на секунду он забыл что и как он должен делать вовремя поцелуя. Вам смешно, а у гнома паника. Но, все же, перед ним была его Понд, запах ее волос смешивался в сознании гнома-вампира, придавая какой-то уверенности рукам, прижавшим девушку, и губам, за сигаретный вкус которых Садден уже с сотню раз попросил прощения. И парень уже практически совсем забыл о недавнем инциденте с вопросом. Может оно к лучшему? Вряд ли, конечно, но ставший внезапно благосклонным к гному Митчелл не спешил напоминать об этом.
- Пойдем домой, - прекращая поцелуй, произносит девушка и заглядывает в глаза Кили, словно ищет в них кого-то. Нет, монстра нет, он снова исчез в дверях, тихо прикрыв за собой дверь. Улыбка появляется на лице молодого гнома, его родная улыбка, привезенная им с Голубых гор и сохраненная почти что в первозданном виде.
- Холодно, - Кили кивает, продолжая улыбаться девушке, хотя сам не ощущает никакого холода - еще одна проблема новой сущности. Быстрым движением Садден снимает свою куртку, которую недавно так хотела снять с него Эми, и накидывает ей на плечи.
- Я, конечно, сомневаюсь, что так теплее, но... - гном не заканчивает свою мысль и снова притягивает к себе девушку, целует ее, словно он живет последний миг в этом городе, в этом мире. Еще раз остановиться и в этот раз уже поднять Понд на руки. Зачем? Ну, где-то Кили видел такое, в очередном фильме, от которого Митчеллу становилось ужасно и мерзко.
Тем не менее, с девушкой на руках, бывший гном таки вошел в дом, где сразу почувствовалась разница с улицей, а заодно где в очередной раз зазвонили плохие колокольчики.
- Так ты... - не выпуская Эми, начинает говорить Кили, уже собираясь спросить ее ответит ли она ему, скажет ли хоть что-то на его вопрос и трепет в сердце, да и вообще на все, что произошло за последние полчаса, но пересиливает себе и задает абсолютно другой вопрос: - будешь чай?
Привычная улыбка на лице Кили продолжает жить на его лице, тая под собой все еще оставшуюся горечь, простыми поцелуями которую не излечить.