- Итак, каков всё-таки был твой мотив?
Мерлин устало закатывает глаза и, наверное, в тысячный раз говорит, что невиновен. Вся эта ситуация его здорово напрягает, на самом деле, бесполезно потраченное время, ловушка, наверняка устроенная кем-то из колдуний.
Всё началось совсем прозаично: рано утром хмурый и невыспавшийся Эмрис вышел из квартиры, чтобы доплестись до ближайшего магазина и купить хоть что-нибудь съестное, потому что в его холодильнике не то что мышь повесилась, там даже плесень не росла. В маленьком магазинчике неподалёку в такое время совсем нет народу, и парень машинально кидает в проволочную корзину быстрые завтраки, молоко, замороженную пиццу, пиво и всё в таком же духе. Кассирша, такая же сонная и не в настроении, смотрит куда-то сквозь него, но потом её взгляд внезапно фокусируется, становится чётким, осмысленным и – почему-то – испуганным.
Она слишком долго считает ему сдачу, Мерлину стоило бы догадаться уже тогда, но вместо этого он ковыряет носком кеда протёртый линолеум и давит зевки, мечтая только о том моменте, когда снова окажется в своей тёплой и уютной постели. Колокольчик над входом пронзительно и как-то обречённо-предупреждающе звякает, Эмрис поднимает глаза, но сообразить ничего не успевает, потому что его мгновенно скручивают в медвежьем захвате. Он тихо охает, чувствуя, слыша, как хрустят кости, только бы без вывихов, их вправлять – сплошное мучение, моменты адской боли, продукты рассыпаются по полу, а сам волшебник недоумённо моргает, слушая, как мужчина, держащий его, благодарит продавщицу за оперативность и находчивость.
- Этот парень совершенно непредсказуем и безумен, так что спасибо вам, – добавляет мужчина порозовевшей от смущения кассирше и встряхивает Мерлина, кажущегося в его огромных ручищах совсем маленьким и хрупким.
Потом его без особых усилий заталкивают в – полицейскую – машину, защёлкивают на его запастьях наручники и долго куда-то везут, петляя по переулкам и дворам, так долго, что Мерлина уже начинает укачивать, чёртова морская болезнь, чёртовы изобретения человечества! Конечно, он может сбежать в любую секунду, оглушив водителя и магией расплавив наручники, но пока это будет неблагоразумно – машина всё ещё едет, а без шофёра она потеряет управление, и кто знает, чем это закончится.
К тому же в Эмрисе постепенно разгорается интерес: надо же, как ловко его подставили, знать бы только, что ему вменяется, но это всего лишь дело времени. Можно позвонить Артуру, который наверняка злится, ожидая своё молоко, но скованными руками не достать мобильный телефон из кармана слишком узких джинсов, так что парень вздыхает и остаток пути тупо смотрит в окно, сдерживая тошноту – ну когда они уже, наконец, приедут? Машина тормозит около полицейского участка – кто бы сомневался – и Мерлина также бесцеремонно из неё вытаскивают, как будто он может наброситься на представителей закона и загрызть их. Как там сказали, непредсказуемый и сумасшедший? Эмрис знает кое-кого другого, кому эта формулировка подойдёт намного больше.
Его толкают в маленькую грязную камеру, ключ поворачивается в замке, и на пару часов Мерлин предоставлен сам себе и своим мыслям. Он прекрасно знает, кто и как подстроил это всё, вот только… Как его узнала кассирша? А, ну да, скорее всего фоторобот, их же всегда составляют после преступлений, а потом расклеивают на каждом углу, удивительно, как он вообще до магазина дошёл, что какой-нибудь доброхот не сдал его прямо посреди улицы, но всё можно списать на ранний час.
Когда его наконец проводят в комнату для допросов, Мерлин совсем изводится от скуки, считая трещины на потолке, и заинтересованно смотрит на паука, плетущего свою сеть в дальнем углу кровати. Эмрис дёргает плечом, уж больно этот паук напоминает ему Нимуэ, она также плетёт паутину, и Мерлин в данный момент в нёе влип, но не смертельно, ведь магия-то у него осталась, и пользоваться ей он может, всё равно он больше не прячется.
Седой грузный полицейский спрашивает у него одни и те же вопросы по кругу, и на третьем Эмрис чувствует, как начинает закипать.
- Поджог и кража музейных раритетов – это довольно серьёзно, мистер Эмрис, – в пятидесятый раз повторяет полицейский, и Мерлин с трудом сдерживается, чтобы не схватить его за  воротник и как следует потрясти.
- Я невиновен, сколько раз вам повторить? Фоторобот подделали, – практически рычит он, крайне утомлённый всем этим и почти собирается заколдовать старика, как вдруг тот произносит неожиданное:
- У нас есть свидетельница, парень. Что думаешь насчёт очной ставки?
Мерлин вполне представляет, что именно там за свидетельница, поэтому сразу же кивает, трясёт затёкшими в наручниках руками и покорно следует в очередную комнату.
- Ну здравствуй, давно не виделись, – насмешливо кивает он Нимуэ, как всегда безукоризненно одетой, причёсанной и накрашенной, в отличие от всклокоченного небритого величайшего мага всех времён и народов.

Мерлин чувствует, как в нём закипает бешенство, по мере того, как Нимуэ начинает устраивать свой театр одной актрисы, он бы всё стерпел, кроме такого, и зрачки опаляет золотом, отчего пол в комнате для допросов чуть трясётся – Эмрис ощущает, как подрагивает стул, на котором он сидит. Состроить из себя невинную, запуганную жертву – это умно, пять за сообразительность и изворотливость, шансы Мерлина на выход из тюрьмы в ближайшее время тают прямо на глазах, в то время как полицейский сочувственно кивает колдунье, как бы обещая, что здесь она в безопасности. В безопасности, как же. Мерлин может спалить всё здание дотла за пару секунд гораздо более сильным пожаром, чем устроила Нимуэ в той подворотне, но тогда его точно объявят вне закона по всей стране и будут искать с удвоенным рвением. Нужно придумать что-то ещё, такое же хитроумное, как и ловушка, в которую его втянули.
Он барабанит пальцами по столу, слушая, как колдунья отвечает на вопросы полицейского, да уж, она всегда умела хорошо врать, вспомнить хотя бы тот случай, когда она так ловко обвела Мерлина вокруг пальца, чуть не забрав жизни Гаюса и Хунит. Воспоминание об этом до сих пор тревожно колет где-то в груди, слишком яркое и живое, чтобы о нём так просто забыть, даже спустя столько времени, и Эмрис совершенно иррационально вдруг успокаивается. Вдох-выдох, Мерлин, тебе нужен план действий, чёткий и выверенный как часы, план из разряда тех, что составляет на бегу Одиннадцатый Доктор, твой хороший друг, которого ты не видел уже полторы тысячи лет, но который может навестить тебя в любой момент.
Мерлина совершенно не волновало, что Нимуэ выставляет его полным и абсолютным безумцем, под стать себе, потому что магия в нём снова рвалась наружу, подсказывая, что и как следует сделать. Да, наверное, это единственный выход, но надо дождаться подходящего момента…
- Что нет мне оправдания, – кривит он рот в мрачной усмешке, от которой старик-полицейский, кажется, ещё больше убеждается в том, что он псих. - Я бы на вашем месте посильнее бы потряс эту свидетельницу, уж больно она… впечатлительная. Может, ей что-то и примерещилось. Женщины, они такие, знаете.
Он чувствует, что старик всё равно не верит ему ни на йоту, ведь плечи Нимуэ так убедительно трясутся от якобы рыданий, на самом же деле Мерлин может поклясться, что это скорее язвительный беззвучный смех, потому что волшебник выглядит таким беспомощным и растерянным, загнанным в угол. Мерлин не будет её переубеждать, пусть видит то, что хочет видеть, так намного проще.
Магия подталкивает его, и Эмрис соглашается, что пора. Его волшебная сила воспринимается им в данный момент как кокон, пульсирующий и прогоняющий магию по всем его артериям, и волшебник осторожно отделяет от кокона маленький тонкий усик, почти незаметный, протягивая его через комнату для допросов прямо к седому виску полицейского. Нимуэ, кажется, ничего не замечает, по-прежнему изображая рыдания, и Мерлин закусывает от волнения губу: работа предстоит довольно кропотливая, одно неосторожное движение – и голова этого полицейского разом опустошится ото всех воспоминаний, а причинять такой вред невинному человеку он не хочет. Конечно, то что он делает сейчас, тоже нехорошо и неправильно, это магическое воздействие высочайшего уровня, более тонкое, чем гипноз, но у него просто нет другого выбора. Он всего лишь слегка подтолкнёт старика к правильным мыслям, вот и всё. Никакого вреда.
- Да, пожалуй, вы правы, – сомнамбулически кивает полицейский, доставая из ящика стола какой-то бланк. – Думаю, вы обознались, мисс.
Щелчок дешёвой шариковой ручки – и он начинает заполнять бланк, выпускающий Мерлина на свободу.
- Подпишите вот здесь и здесь, – указывает мужчина, и Мерлин с удовольствием ставит два росчерка, улыбаясь ему во все тридцать два.
- Приятно иметь дело с умным человеком, – выдаёт волшебник довольно сомнительный в данной ситуации комплимент и протягивает свои руки, по-прежнему закованные в наручники. Замок щёлкает, и Мерлин трёт отекшие запястья, стараясь не смотреть на Нимуэ, бешенство на лице которой почти пугает его.
- Ваши вещи можете забрать у дежурного. Всего вам хорошего, мистер Эмрис, – кивает старик. Мерлин на прощанье чуть-чуть изменяет ему пару мыслей и убирает магический ус, потому что смысла в нём больше нет.
Забирая у дежурного мобильный телефон, ключи и ингалятор, волшебник долго распихивает всё это по карманам, стараясь встать так, чтобы пропустить Нимуэ вперёд – поворачиваться к колдунье спиной сейчас довольно чревато, как-никак.
Придерживая тяжёлую входную дверь, он наконец выходит на улицу, поправляет куртку и поворачивается к колдунье.
- И ради чего всё это?

На улице прохладно и ветрено, типичная лондонская погода, и Эмрис зябко поводит плечами – он мёрзнет всегда и везде, даже в жару у него холодные, как у трупа, руки и почти синие губы, навевающие смутные ассоциации с Каем из сказки о Снежной Королеве. Вокруг полно людей – сейчас как раз обеденный перерыв, и никто не упускает шанс выйти из душного, надоевшего офиса и забежать в какую-нибудь кафешку по соседству, пусть даже кофе в ней откровенно гадкий, а суп подают уже подёрнутым тонкой плёнкой жира. Мерлин знает, что в мире бы ничего не изменилось, если бы его посадили в тюрьму, потому что никому нет дела, он – пережиток давно забытого прошлого, который пытается кому-то что-то доказать из чистого упрямства. Но прошлое не отпускает его даже сейчас, особенно сейчас, воскресив все его старые кошмары и всех его давних врагов, он даже не удивится, если через пару дней в каком-нибудь торговом центре столкнётся с Морганой, Мордредом или Моргаузой, и все они будут хотеть только одного – мести.
Мерлин не понимает, почему нельзя так просто откинуть всё это, забыть, жить новой жизнью, раз уж её даровал им кто-то свыше, его руки итак по локти в крови, он не хочет обагрять их снова, даже ради Артура. Особенно ради Артура.
Нимуэ не нужен Артур, ей нужен именно он, Мерлин Эмрис, которого она три дня пыталась убить старинным и крайне ценным, что, несомненно, должно было ему польстить, оружием, потом чуть не сожгла заживо, а теперь попыталась прибегнуть к букве закона и посадить на длительный (за вменяемые преступления ему грозило года полтора, если не больше) срок. И не успокоится она, пока не убьёт его, растопчет, отнимет всё самое дорогое и сломает это, как хрупкую фарфоровую статуэтку, слишком сильно сжатую в руке.
Он снова чувствует магию, она почти трещит в воздухе при каждой их встрече, и Мерлин больше не видит нужды сдерживать свою, у него был тяжёлый день, и хочется разобраться со всем этим как можно быстрее.
- Нет, там даже было одеяло на кровати. Слуге принца приходилось мириться и с более значительными неудобствами, – пожимает он плечами, слегка привирает, потому что отвык от всего этого, хоть камера и напомнила ему темницу в Камелоте, в которой ему приходилось ночевать десяток раз. Там вообще не было кровати, только груда соломы в углу, а с утра ужасающе болела спина, и разогнуться казалось невыполнимой задачей, чем-то сверхъестественным и куда более серьёзным, чем все покушения на принца.
Мерлин знает, что единственным выходом был и остаётся самый простой и незатейливый, уже проделанный им однажды, о чём будто мимоходом напоминает ему колдунья. Убийство, с помощью магии или без, но он больше не хочет и не будет забирать ничьи жизни, можно лишить Нимуэ магических сил, но процесс слишком трудоёмкий и требующий использования редких магических артефактов, которых у него не то что сейчас, никогда не было под рукой в свободном пользовании.
Ведьма начинает первой, как всегда, наносит удар, но не совсем обычным способом, и Эмрис несколько секунд ошалело пялится на огромных доберманов, несущихся прямо на него, скалящих пасти, полные острейших зубов, и оглушительно лающих. Мерлин не боится собак, но от такого зрелища любой бы почувствовал предательский холодок, ползущий вдоль позвоночника, тем более, что с другой стороны к нему даже быстрее собак летит тяжеленная крышка люка.
Его глаза вспыхивают золотым и не погасают, продолжая сверкать, потому что Эмрис задействует всю свою магическую силу, великий потенциал, и это удивительное ощущение, он чувствует себя живым впервые за очень долгое время. Собаки замирают, скуля, опускают головы и поджимают хвосты, отползая назад, а крышку относит обратно, как будто сильнейшим порывом ветра, воздух практически вибрирует вокруг, где-то далеко-далеко, на другом конце города, из огромного небоскрёба выбивает все стёкла, а в соседнем районе отключается электричество, на огромной территории, площадью в несколько десятков сотен квадратных километров.
Ему даже не приходится снова убирать прохожих с улиц, люди, чувствуя что-то, рефлекторно, на уровне инстинктов, разбегаются по домам и офисам, толкаясь, давясь, чтобы потом рассказывать друг другу разные истории, одна удивительней и невероятней другой. Эмрис упустил из вида полицейского, у которого отобрала оружие Нимуэ, и который в данный момент вызывал подкрепление, его вообще в данный момент мало что волнует, ему нужно только больше свободного пространства, а здесь всё слишком застроено, поэтому волшебник бежит к парку неподалёку, чувствуя, как ведьма бежит вслед за ним.
Беспорядки тем временем нарастали, пара машин столкнулась, люди кричали, стараясь как можно подальше убраться от непонятного ощущения иррационального страха и паники, проникающего прямо им в мозг.
Мерлин замер на главной аллее парка, не шевелясь, как будто даже не дыша, и ветки деревьев скрипят как будто бы от ветра, он слышит выстрел и даже не удивляется, откуда у Нимуэ пистолет, резко поворачивается и поднимает руку и ловит пулю где-то на уровне своей левой лопатки – колдунья поразительно точно метит в сердце. Некоторое время рассматривает горячий кусочек железа, потом небрежно откидывает его в сторону и, наконец, решается нанести ответный удар. Магический заряд выходит не слишком сильным, потому что он хочет только оглушить, но летит довольно быстро, но Эмрис иррационально надеется, что Нимуэ успеет уклониться, потому что будет скучно, если всё закончится слишком быстро, как в прошлый раз. Его бы мог остановить единственный человек, но человек этот далеко отсюда, в тысячный раз набирает номер Мерлина на своём мобильном и хрипло ругается, в тысячный раз слушая бесстрастное «аппарат абонента выключен или вне зоны действия сети, попробуйте позвонить позднее».

Нимуэ предсказуемо уклоняется, это только начало серьёзного боя, лёгкая разминка, Мерлин показывает, что вовсе не разучился пользоваться магией за долгие века, совсем наоборот, колдунья раньше не воспринимала его всерьёз, но теперь всё изменилось. Эмрис действительно считает себя достойным противником, в этом нет ни капли зазнайства или гордыни, достаточно просто вспомнить все его заслуги и достижения, единственное, что его печалит – он так и не стал придворным магом, хотя Гвен предлагала ему эту должность, уговаривая остаться. Остаться волшебник не пожелал, не обращая внимания на уговоры Гаюса и слёзы нынешней великой королевы, наскоро побросал свои вещи в сумку, принял от лекаря в дар пару магических книг и вернулся к матери в Эалдор. Он просто физически не мог находиться больше в Камелоте, где каждый камешек во дворе напоминал ему о короле, о событиях былого, когда всё казалось таким серьёзным, но в последний момент решалось, как по мановению волшебной палочки.
Хунит ничуть не удивилась, увидев его на пороге дома, только крепко обняла и выдохнула что-то вроде: «дорогой, мне так жаль». Конечно, весть о смерти мгновенно распространилась по всем семи королевствам, и Мерлин только надеялся, что убитые горем рыцари смогут удерживать Камелот, чего бы ни случилось. Но сам он точно знал, что не вернётся туда – никогда.
Вскоре Гвиневра отменила запрет на магию в королевстве, но Мерлину уже было всё равно, потому что это сделал не тот, от кого он до последнего этого ожидал, но винить за это можно было только Моргану, Мордреда и то пророчество, которое всё-таки исполнилось, невзирая на все его старания. Но он сам был виноват больше всех, вместе взятых, и осознание того, что уже ничего не исправить, давило на него сильнее всего. После возврата магии в королевство колдунов и волшебниц по-прежнему казнили и сжигали на кострах, разве что не так часто и не так официально. Эмрису было не до этого, он почти не выходил из дома, прячась от солнечного света и окружающих, как вампир, и жители деревни обходили его стороной, потому что считали безумным. Уж кем-кем, а сумасшедшим волшебник точно не был, разве сторониться общения – такое преступление?
Года сменяли друг друга, умерла Хунит, состарилась и поседела королева Гвиневра, только Мерлин остался прежним – высоким, лопоухим, черноволосым и неуклюжим, почти мальчишкой, меняются все и всё вокруг, кроме него, и он начинает подозревать, какая именно судьба ему уготована.
И вот сейчас он стоит напротив одной из своих вечных противниц в замёрзшем насквозь парке на окраине Лондона, не имея ни малейшего представления, что делать дальше, потому что как бы сильно не туманился его разум, убивать он не будет ни в коем случае. Эмрис уклоняется от ответных магических зарядов, он знает, что мог бы поймать их и подпитаться чужой силой, но это было бы слишком уж самонадеянно с его стороны. Какой-то случайный прохожий ещё издалека видит его сверкающие золотом глаза и убегает с криками, потому что даже в современном мире, свободном от предрассудков, люди не готовы принять магию, они будут также бояться и ненавидеть её, как и десять, пятнадцать, двадцать веков назад, потому что человеческая порода неизменна. Вот только сжигать на костре волшебников не будут, о нет, над ними будут ставить эксперименты, как над лабораторными крысами, коими они вскоре и станут.
Отвлечённый мрачными мыслями, Мерлин не сразу замечает, как Нимуэ начинает читать незнакомое ему заклинание, прикасаясь к земле. Она, что, хочет… Ну да, точно. Он и подозревал, что колдунья владеет такой огромной силой, чтобы устроить такое, настоящий кошмар, сильнейший ветер мгновенно швыряет ему в лицо охапку колючего твёрдого снега, волосы становятся дыбом, а тело леденеет, кажется, за пару секунд.
Это был настоящий ужас – ничего не видно из-за снега, кружащегося вокруг огромными хлопьями, ветер сбивает с ног, и тут ещё магия внутри вскидывается предупреждающе – опасность! В него летят ледяные шипы, острые, как копья, они наверняка проткнут его насквозь, и Эмрис огромным усилием поднимает руку, отводя шипы от себя чуть в сторону – сбить их совсем у него не получается. Такое заклинание должно отнимать у Нимуэ ужасно много сил, так что ему нужно лишь продержаться, а потом добить обессилевшую ведьму, но продержаться, легко сказано, особенно когда лавина снега накрывает его с головой, Мерлин задыхается, громко кашляет, снег залепляет ему глаза, нос, забивается в рот, и он думает, что ненавидит зиму.
Ответить заклинанием такой же силы он, конечно, может, призвав на помощь, например, землю, устроив настоящее землетрясение, но смысла в этом не видит особого, поэтому просто создаёт вокруг себя защитную сферу, как тогда, при пожаре, только чуть посильнее. Снежную бурю разогнать не получается, но перенаправить – вроде да, и Эмрис создаёт прямо из воздуха пару сгустков огня, растапливая одним снег вокруг, а другой швыряя в колдунью, чтобы хоть немного её отвлечь.
Он ёжится, ощущая, как холодные капельки затекают за шиворот, внезапно слышится оглушительный шум лопастей вертолёта, от ветра, создаваемого им, только-только более-менее утихшая благодаря стараниям мага буря начинается вновь, и Мерлин скрипит зубами, ненавидя бдительных стражей порядка, на которых тоже придётся тратить силы и магию. Пользуясь тем, что Нимуэ тоже отвлеклась, парень кричит:
- Эй, лови! – и швыряет в неё целую пригорошню жидкого огня, не красно-оранжевого, как обычно, а тёмно-синего, почти чёрного – магического.

Вертолёт относит на некоторое расстояние от них, благодаря Нимуэ, а Мерлин чисто от себя и из вредности добавляет служителям закона некоторые проблемы с двигателем, который попеременно будет глохнуть, отчего огромная машина на пару секунд будет «проваливаться» в воздухе. Не смертельно, но хлопот людям прибавит и отвлечёт на некоторое время. Просто удивительно, какими назойливыми могут быть люди в ситуациях, когда от их вмешательства будут только лишние проблемы и никакой пользы.
Колдунья ловит волшебный огонь совершенно неожиданно для Эмриса, и он, отплёвываясь от снега, наблюдает, как мгновенно вспыхивает рукав её дизайнерского платья, такого неуместного в данной ситуации. Он почему-то снова ощущает себя на острове Блаженных, в Средневековье, и никакие вертолёты, платья и джинсы не могут разрушить этого впечатления, всё как всегда, они вместе идут сквозь века, великие маги прошлого и настоящего, вполне успешно адаптировавшиеся и в двадцать первом чёртовом веке. Рукав платья шипит, этот огонь совсем не такой, как обычный, мгновенно пожирающий всё на своём пути, нет, он медленный, неторопливый и оттого ужасающе болезненный, вытягивающий все силы, потушить который можно только одним способом, таким же, как и призвать. Магией. Сил у Нимуэ, по-видимому, остаётся совсем немного после применения заклинания такой силы, но ей помогает артефакт, которым она так заблаговременно запаслась для очной ставки, что ж, умно. Ведьма всегда была и будет достойным и изобретательным противником, вечным, как и он сам.
Вертолёт всё-таки падает, и Эмрис не может понять, чья это вина – ведьмы или его, потому что он отвлёкся и, может быть, заглушил мотор не на несколько секунд, а, скажем, на пару минут, и он только надеется, что никто не пострадал. Там же должны сидеть опытные полицейские, прекрасно знающие, что делать в подобных ситуациях. Позже в газетах напишут, что снежная буря в городе достигла такой ужасающей силы, что лопасти просто не выдержали нагрузки, хотя на самом деле буря-то уже поутихла, потому что Нимуэ почти целиком исчерпала свою магию.
Ведьма сверлит его таким взглядом, что Мерлин невольно ёжится, понимая, что она не отступит всё равно, будет сражаться не магией, так кулаками, не отступится ни перед чем, и он попадает в действительно сложное положение. С одной стороны, если колдунья сейчас набросится на него, ему придётся как-то извернуться, чтобы не ударить её саму, потому что бить женщин, пусть даже и почти четырёхсотлетних, это как-то, ну, невежливо, что ли. Мерлин действительно жалеет, что так и не научился ничему от рыцарей, уж они-то наверняка за пару секунд схватили колдунью в стальной захват, в таком брыкайся хоть вечность, всё равно не вырвешься. А он всего лишь худющий, неуклюжий и хлипкий волшебник, при взгляде на которого появляется ощущение, что его может сдуть простым порывом ветра.
Нимуэ как будто читает его мысли, подкрадываясь всё ближе и ближе, и Эмрису совсем не нравится,  как она держит свои руки – как будто вот-вот выцарапает ему глаза длинными ногтями, что ж, от неё всего можно ожидать. Он невольно делает пару шагов назад, чувствуя, как слезятся от напряжения глаза.
- Послушай, я совсем не хочу тебя убивать! – старается он перекричать шум со стороны шоссе, он даже обернуться не может и посмотреть, что за чертовщина там происходит, откуда у колдуньи осталась ещё магия для разрушений такой силы? Артефакт помогает? Полезная штука, ему бы такую, думает Эмрис, хмуря тёмные брови, а потом Нимуэ неожиданно прыгает вперёд, молниеносно, так, что в воздухе быстро тает её фантом, а Мерлин от неожиданности путается в ногах, поскальзывается на застывшем снегу и падает на спину, пребольно ударяясь затылком о какую-то сосульку, коварно скрытую под снегом.
- Вот чёрт, – рычит он, добавляя ещё пару выражений, за которые в приличном обществе его бы обрекли на вечный позор, но тут не до вежливости, голова гудит, перед глазами плывут чёрные пятна, а Нимуэ, пользуясь возможностью, вцепляется ему в горло, и Эмрис старается отцепить её руки, но ничего не выходит, удаётся только чуть разжать душащую его хватку. Прекрасно, просто прекрасно, Мерлин, сейчас ты сдохнешь в каком-то сугробе на окраине города, задушенный сумасшедшей ведьмой даже без помощи магии, и эта мысль придаёт ему злости, отчего он переворачивается так, что под ним теперь уже Нимуэ, и отдирает-таки руки от своего горла, кашляя и жадно вдыхая воздух ртом, потому что внутри что-то саднит, колется неприятно, просто замечательно.
Он мог бы точно также попробовать задушить Нимуэ, но вместо этого сидит на ней сверху, прижимая руки к холодной земле, запорошенной снегом, и раздумывает, что же ему с ней всё-таки делать. Связать магией и оставить здесь, что ли? Что ж, можно попробовать, кивает сам себе Эмрис и начинает читать заклинание, вызывающее прямо из воздуха чуть светящиеся путы.

Мерлин всегда старался быть пацифистом, не видя смысла в насилии, он никогда не хотел никого убивать, просто становилось понятно, что эти люди ради достижения своей цели не остановятся ни перед чем, и у него просто не оставалось выбора. Нет, это не оправдание, он прекрасно знает, что после смерти скорее всего попадёт в ад, потому что на его руках столько крови, но Эмрис по-прежнему считает себя добрым волшебником и принимает решение, что после смерти Артура он больше никого не убьёт, потому что он итак помнит каждого, они приходят к нему по ночам, бледные и с горящими глазами, и просто стоят напротив и смотрят.
Но данная ситуация немного выбивает из колеи, потому что абсолютно ясно, что Нимуэ не остановится, пока не добьётся своего, значит, позволяя ей жить, он позволяет ей преследовать его долгие-долгие годы, а значит, что эту схватку он уже проиграл, сразу же, чтобы так не думала колдунья. Удивительно, но даже в этой ситуации она использует последние капли магии не на то, чтобы отшвырнуть его в сторону, а чтобы разогнать случайных прохожих, и Мерлин недоверчиво вскидывает брови – когда это Нимуэ волновали случайные свидетели? Это скорее по его части, заботиться о том, чтобы окружающие не пострадали.
Магические путы вьются в воздухе, даже чуть шипят, как клубок разбуженных змей, и кому, как не великим магам, знать, что как только они опутают колдунью, её магические силы заблокируются. Мерлин думает, что их проблема именно в этом – они слишком привыкли полагаться на магию, без неё чувствуют себя абсолютно растерянными, хуже, чем если бы им оторвали руку или ногу, потому что магия – это воздух, это мир, это целая жизнь, он помнит, как чувствовал себя, когда Моргана лишила его магических сил, абсолютно разбитый, почти сломленный, почти проигравший. Он не желает кому-либо ещё испытать подобное, поэтому медлит, не позволяя верёвкам опутать колдунью, они чуть шевелятся от порывов ледяного ветра и как будто спрашивают у него, почему он медлит.
Нимуэ громко зовёт его по имени, он видит мольбу в её глазах, понимает, что она хочет попросить, но не может – гордость не позволит, она скорее замёрзнет тут насмерть, чем произнесёт что-нибудь вроде «пожалуйста», и Эмрис прекрасно её понимает, потому что он сам – такой же. Проклятая гордость погубит их всех когда-нибудь, потому что например он предпочтёт умереть, чем умолять о прощении, и он прекрасно отдаёт себе отчёт в этом, потому что это почти единственное, что осталось в нём от прежнего Мерлина, который когда-то пришёл в Камелот из своей родной деревни, для которого всё было в новинку, так, что он удивлённо озирался по сторонам, пытаясь смириться с мыслью, что ему теперь тут жить.
Он действительно не знает, как поступить теперь, растерянно кусает губу, замирая на месте, сидя на ледяной земле, сверху его засыпает снегом, который, тая, противно стекает за шиворот, маленькими холодными капельками, но Эмрис не обращает на это никакого внимания, потому что взвешивает все «за» и «против». Отпустить колдунью? Но она не упустит свой шанс и наверняка снова набросится на него, потому что он видел её слабость. Связать-таки? Этот вариант уже не кажется ему таким привлекательным, как сначала. Нимуэ тем временем, пользуясь его растерянностью, подчиняет себе кошку, гулявшую неподалёку, и направляет её на волшебника, как совсем недавно двух огромных псов-доберманов, не то чтобы какая-то там кошка представляла серьёзную опасность для Эмриса, но он отвлекается, и наколдованные им верёвки тают в воздухе. Может, конечно, оно и к лучшему, думает Мерлин, рукой прочерчивая в воздухе невидимую границу, пересечь которую кошка не в силах, смотрит вдаль, видит целый отряд полицейских, и тут уже приходится соображать очень быстро. Он может направить их на другую аллею, но рано или поздно они вернутся, а он не может заниматься этим вечно, и Мерлин, выругавшись снова, поднимается на ноги.
- Ну что ж, желаю удачно выбраться отсюда, – кивает он Нимуэ и идёт прочь, намереваясь смешаться с толпой зевак неподалёку.