Мерлина нельзя назвать поклонником искусства в любом его проявлении, серьёзно, он видел, как создаются все эти великие произведения, и у него нет никакого желания ходить по музеям, чтобы увидеть это всё ещё раз. Но Артур, всеми силами старающийся ужиться в новом мире и привыкнуть, иногда становится настолько невыносим, вот как сегодня вечером, например, что Мерлин молча уходит из квартиры, оставив мобильный телефон и ежась на пронизывающем ветру – шарф он тоже забыл. В наушниках Курт Кобейн прощается со всеми знакомыми, говоря, что было круто*, и Эмрис недовольно вздыхает, усаживаясь на скамейку на остановке. У него нет особых идей, куда пойти, может, доехать до центра и просто походить по улицам-торговым центрам, разглядывая людей, у которых всё хорошо, или засесть в каком-нибудь кафе и сидеть до самого его закрытия, пока бариста, высокий грузный мужчина, не подойдёт к его столику и довольно прямо скажет, что, вообще-то у всех есть жизнь после работы, так что свалил бы ты отсюда, парень, и решал свои проблемы не одними размышлениями, а действиями.
Подъезжает старый разбитый автобус, и Мерлин поднимается с лавки, слыша еле уловимый хруст костей в затёкших ногах, ну да, он абсолютно не спортивен, да и не нужно ему это, его секрет в магии, а не в кубиках пресса, скрытых под одеждой. В салоне невыносимо воняет бензином, и он чувствует, как у него начинается приступ астмы, роется в карманах, немного паникуя, но потом всё-таки нашаривает спасительный ингалятор, честное слово, этот новый мир когда-нибудь его убьёт, пыльный и грязный, совершенно непригодный для мирного существования. День за днём все куда-то бегут, торопятся, толкаются в метро и на улицах, окончательно превратившись в стадо, которое легко запугать и которым легко управлять. Мерлин не знает, отчего ему в голову приходят такие злые мысли, наверное, после той самой песни, но автобус, наконец, тормозит, и Эмрис выходит, кашляя от выхлопов, извергнувшихся на него на прощанье.
Он идёт куда-то, куда глаза глядят, как говорится, рассматривает яркие витрины, красивых людей, одетых по последней моде, и чувствует себя совсем не отсюда, в своей старой куртке непонятного цвета, потускневшего после многочисленных чистящих заклинаний, потёртых от старости джинсах и разбитых кедах, с постепенно отклеивающейся от левого подошвой. Люди в ответ разглядывают его, кто брезгливо, кто – жалостливо, как бездомную собачку, и не подозревают, что, в общем-то, Эмрис вполне доволен своей жизнью. Он никогда не заботился о внешнем виде, потому что ему не на кого было производить хорошее впечатление. А сейчас вернулся Артур, и в его жизни снова появился хоть какой-то смысл, но всё равно недостаточный для того, чтобы купить себе, например, новые джинсы.
Какой-то мальчишка протягивает ему цветастую рекламку, и Мерлин скучающе читает крупные буквы, складывающиеся в предложения о том, что в Лондонском музее открывается удивительнейшая выставка, чуть слышно фыркает и думает, а почему бы, собственно, и нет, к тому же обещалась бесплатная экскурсия в честь открытия. Ну ладно, если станет совсем невыносимо скучно, то он просто уйдёт, мировое искусство ничего от этого не потеряет.
Он шагает по улице, пытаясь сориентироваться по карте, отпечатанной на обратной стороне рекламки, но ориентирование на местности заканчивается полным провалом, когда он заходит в какую-то тупиковую подворотню. Замечательно, – мрачно думает Эмрис, осознавая, что без магии ему не справиться, но в тоже время привлекать к себе внимание таким способом крайне опасно, ведь он недавно уже выдал себя.
Дилемма сложная, но Мерлин в итоге хватает за руку первого попавшегося солидного мужчину и застенчивым тоном спрашивает, как пройти к музею. Мужчина смотрит одобрительно, как же, приезжий решил приобщиться к искусству, и подробно объясняет, как дойти, всего-то повернуть два раза направо и один – налево, и вот он, музей. Эмрис благодарит и движется в указанном направлении, весь путь занимает у него всего-то минут семь, в то время как до этого он плутал добрых полчаса.
Около музея уже почти никого нет, и волшебник понимает, что пропустил торжественное открытие, но ещё есть шанс нагнать экскурсовода с группой, и проталкивается через слишком узкие входные двери.
Внутри было людно и шумно, и Мерлин влился в толпу туристов, разговаривающих с заметным американским акцентом, краем глаза осматривая экспонаты, как вдруг кожей почувствовал на себе чей-то взгляд. Ощущение ему не понравилось, уж слишком от этого взгляда в нём закипела магия, грозя снова вырваться наружу, трубя об опасности, и, даже не глядя, Эмрис вполне понял, кто может вызвать подобное.
Нимуэ не шевелится, перегнувшись через перила, пока Мерлин взбегает по лестнице вверх, расталкивая посетителей, бросающих ему в спину всякие «комплименты», и добирается до колдуньи. Может, если они поговорят, она изменит своё к нему отношение?
- Нимуэ, послушай… – бормочет он, не зная, как лучше начать, но ненависть в её красивых глазах служит слишком очевидным ответом.

Отредактировано Merlin Emrys (25-01-2013 18:27:27)

Иногда Мерлин сравнивает Нимуэ с Морганой. Моргана живёт и дышит ненавистью, черпает из нё все силы, Нимуэ же погрязла в собственном безумии, оно даёт ей такие возможности, о которых Моргана даже и не подозревает, и это делает её намного более опасной соперницей. Опасной и непредсказуемой, и Мерлин опасается её намного больше, чем сестру Артура, потому что его ошибки в прошлом едва не стоили жизни не только ему, но и Хунит с Гаюсом.
- Пора бы начать учиться на своих ошибках, – бурчит Эмрис в ответ, потому что понимает: она ничего не забыла, она ничего ему не простила, она будет мстить. Колдунья абсолютно не хочет признавать, что тогда у него не было другого выбора, ведь на кону стояло слишком многое.
Он получил тогда огромную силу, и ему самому было почти больно, так что он просто обрушил всю её на Нимуэ. Сейчас они стоят друг напротив друга, как пятнадцать веков назад, только декорации изменились, и Мерлин может думать только о том, почему именно сейчас, судьба как будто насмехается над ним, когда всё наконец-то стало хорошо, оказалось, что вместе с Артуром воскресли ещё и давние враги, не его, а лично Эмриса, и он не представляет, что будет, если они все объединятся.
Появление официанта отвлекает от мрачных мыслей, и Мерлин берёт у него с подноса бокал с шампанским, он ненавидит эту приторную газированную гадость, от которой потом так болит голова, но во рту отчего-то пересохло, и волшебник, кривясь, делает пару глотков, а потом осторожно ставит бокал на перила, совсем рядом с бокалом Нимуэ, и их руки почти соприкасаются, и это почему-то заставляет его напрячься больше, чем от всей ситуации вместе взятой.
- Не вижу смысла, – качает он головой. - Я не вру, но и убедить тебя не буду пытаться.
Он знает, что это бесполезно, он знает, что ничем хорошим это не кончится, вышел, называется, прогуляться, ага. Встреча старых знакомых выходила слишком опасной и слишком в их духе, Нимуэ делает пару шагов вперёд, её глаза вспыхивают золотым, а Мерлин действительно пугается. Не за себя, нет, но неужели она правда использует магию здесь, когда вокруг столько невинных людей?
- Когда появляется необходимость – спасаю, – отрезает он, но отшатывается в сторону, слыша звук падающей люстры. Эмрис понимает, что не успеет ничего предпринять, он мог бы замедлить время, а потом разбить люстру магическим зарядом, но тогда осколки точно заденут людей, стоящих у стены, и он аккуратно, совсем чуть-чуть, магией подталкивает их подальше от предполагаемого места падения пафосной махины из стекла и позолоты. Оглушительный грохот даёт по ушам, но жертв вроде бы нет, и парень выдыхает с облегчением, потому что такой люстрой можно было бы передавить добрый десяток человек, за считанные секунды, как каких-нибудь муравьёв.
Поведение Нимуэ напрягает его всё больше и больше, когда она швыряет в него стеклянным бокалом с шампанским, и реакция опять подводит Мерлина, шампанское заливает ему свитер под расстёгнутой курткой, намокшая шерсть противно липнет к коже, и Эмрис скрипит зубами так, что слышат, наверное, все вокруг.
- Это так… мелко, – закатывает он глаза, потому что надеется вывести из себя Нимуэ ещё больше, если такое, конечно, вообще возможно. Старую вражду не победить обливанием шампанским, а в данный момент ему необходимо как-то выманить колдунью на улицу, иначе жертвы будут точно, с люстрой было даже не везение, потому что если бы Нимуэ хотела убить – она бы убила.
Та шепчет заклинание, от которого залы погружаются во тьму, и Эмрис пятится в сторону лестницы, бежит вниз, стараясь только не споткнуться на ступеньках и не полететь кубарем, добегает до первого этажа, слыша, как воют сзади сирены сигнализаций витрин, из которых магией выдирается холодное оружие, которое вот-вот будет направлено – он даже не сомневается – ему в спину.
Он распахивает входные двери музея магией и буквально выкатывается наружу, запыхавшийся, только бы не приступ чёртовой астмы снова, сзади слышен стук каблуков Нимуэ, но Эмрис и не планирует убегать от ведьмы далеко, потеряв его, она способна в ярости разнести целый квартал, а этого допустить он не может.
Эх, сейчас бы Эскалибур, – мелькает почти паническая мысль, но быстро исчезает, стоит ему выбежать на проезжую часть, где машины оглушительно ему сигналят, а водители, высунувшись из окон, награждают не самыми лестными эпитетами. Он перебегает дорогу, а в спину ему несётся магический заряд, от которого Мерлин уклоняется, свернув в какой-то переулок и произнося на ходу заклинание, которое должно убрать с улицы всех людей, заставить вернуться в свои дома, потому что рисковать он не имеет права.
Он оборачивается – очень вовремя – и видит, как в него летит старинный магический кинжал, который волшебник разворачивает одним движением руки и отправляет обратно к Нимуэ. Сколько оружия она позаимствовала из музея, интересно…

В этой подворотне слишком грязно и слишком воняет, поэтому умирать в ней Мерлину абсолютно не хочется. Собственно, умирать ему вообще не хочется, ведь тогда окажется, что он ждал все пятнадцать веков напрасно, и, наконец, проиграет, ведь Артуру не справиться без него и в этом мире, чтобы там бывший король не говорил. Именно из-за этого они и ссорятся сегодня: Пендрагон громко и настойчиво доказывает, что способен приспособиться сам, без чужой помощи, и это слишком больно, ведь волшебник же хочет как лучше. Честное слово, Артур иногда ведёт себя как самая настоящая задница, причём потом абсолютно не понимает, что сделал не так, и Эмрис постепенно устаёт каждый раз разжёвывать ему всё, объяснять, доказывать, что тот неправ.
Кажется, на этот раз он сам себя загнал в угол, выход из подворотни только один, и тот перегорожён, так что можно разве что улететь в небо, позвав дракона, но все драконы вымерли, и Мерлин остаётся их Повелителем только на словах, чисто формально, ещё один ненужный титул, не значащий в двадцать первом веке ровным счётом ничего. Но всё равно Нимуэ ошибается, думая, что он так просто сдастся, за прошедшие века Эмрис сильно поднаторел в магической науке, просто потому, что больше заниматься было особо и нечем. От Гаюса ему досталось множество книг и рукописей с самыми разнообразными, подчас даже, казалось бы, малозначительными и дурацкими заклинаниями, например, как заставить недруга вместо слов квакать, и всё в таком же духе.
Колдунья, кажется, не ожидала от него такой магической прыти, поскольку отправленный обратно кинжал задевает ей руку, видно, давно не практиковалась, Мерлин не знает, радоваться ли этому факту или расстраиваться, что Нимуэ пребывала в анабиозе всё то время, пока он ждал и от скуки заучивал заклинания. Кинжал громко звенит, падая на асфальт, на него падает пара капель крови из неглубокой раны на руке колдуньи, отчего безумие в её взгляде только возрастает, тёмный зрачок сожрал всю голубую радужку, и выглядит она довольно пугающе, как демон из старинных легенд.
Воздух вокруг них трещит от магии, и Эмрис закусывает губу, потому что старается сдержаться изо всех, и ему очень больно от этого, магия распирает его изнутри, кажется, ещё немного – и он просто взорвётся. Магия чувствует достойного противника, наконец, спустя столько времени, и радуется.
В него летят огромные тяжеленные томагавки, тоже прихваченные Нимуэ из музея, но Мерлин мгновенно реагирует, его глаза вспыхивают золотым, а железки летят в ближайшую стену с такой силой, что летит каменная крошка. Да уж, не хотел бы он опоздать хоть на секунду, на такой скорости они бы снесли ему голову…
- Это не мышеловка, – скалится Эмрис, глядя на рапиру в руке колдуньи. Правильно, зачем тратить магическую силу, когда можно убить его обычным оружием, так просто и наверняка, чтобы потом опустить руки в его ещё тёплую кровь, почувствовать, каково это. Но вот только волшебник, как вы помните, совсем не собирается умирать здесь и сейчас, поэтому он магией выбивает рапиру из рук и забрасывает её куда-то высоко в небо, уничтожая в полёте.
Мерлин чувствует растерянность – он не знает, как поступать дальше. Убить колдунью? Оглушить? Он неуверенно протягивает руку и начинает читать заклинание, которое на время должно дезориентировать Нимуэ, заставить её потерять связь с реальностью, но не успевает его закончить, потому что чувствует ощутимый тычок кулаком в бок. Охает и сгибается пополам, ну так нечестно, честное слово!
Теперь он злится и знает, что вполне может прямо сейчас вызвать с небес такую знакомую ведьме молнию, убившую её в прошлый раз.
- Зачем тебе это? – хрипит Мерлин, стараясь потянуть время, чтобы собрать побольше магической силы. - Почему ты воскресла именно сейчас?

Он видит в глазах Нимуэ растерянность, и в нём на долю секунды просыпается надежда, но также быстро исчезает, потому что растерянность – это ненадолго, это временное, скорее, от неожиданности вопроса. Но неужели она сама не задумывалась об этом после того, как вспомнила? Чёрт побери, да у неё было целых пятнадцать веков, любая возможность, любой год, но именно здесь и сейчас, в двадцать первом, все нити судеб начинают вновь сходиться, и от осознания этого факта Мерлин не ощущает ничего, кроме головной боли.
- Ну что ты, конца света не случится в ближайшее тысячелетие, – почти беззаботно машет он рукой, стараясь не показывать, как напрягли его слова Нимуэ. А вдруг это действительно так, вдруг этот век станет последним для всех после великой магической войны, которая будет пострашнее какого-то там ядерного взрыва, потому что их силы возросли, и он это чувствует. А ведь есть ещё и Моргана, с которой Эмрис пока не встретился, но что-то ему подсказывает, что колдунья будет ему совсем не рада, особенно после того, как он насквозь проткнул её Эскалибуром, чувствуя, как поддаётся нежная плоть и хрустят хрупкие кости. Он убил уже стольких, и всё ради Артура, иногда ему кажется, что на его руках крови больше, чем у всех ведьм вместе взятых, и никакое оправдание благой целью и великой судьбой не служит аргументом перед собственной совестью, грызущей его день за днём, и огромным чувством вины, давящим на него, как гиря весом в тонну.
Нимуэ часто снилась ему в кошмарах, и вот теперь настигает его и в реальности, это тоже называется судьбой? Больше нет Килгарры, и не у кого спросить совета, пусть и путанного и туманного, но хоть какого-то, ему вообще не к кому больше обратиться, ну право слово, не к Пендрагону же. Иногда он так растерян, что у него всё валится из рук, но сейчас нужно собраться, потому что слишком многое в данной ситуации может стоить ему смерти. У Эмриса к старухе свои счёты, но встретиться с ней он ещё не готов, чтобы там кто не думал.
Вокруг гудит пламя, и Мерлин внезапно понимает, какой ужас испытывали те, кого в Камелоте сжигали заживо. Огонь – мощнейшая стихия, её легко вызвать, но ей практически невозможно управлять, и набирает силу он сам, без чьей-либо помощи, но Нимуэ всё равно подбавляет ему магии, и Мерлин слышит, как трещат деревянные оконные рамы, именно что слышит, потому что к небу поднимаются столбы чёрного дыма, в котором абсолютно ничего не видно. Он кашляет, задыхаясь, совершенно не зная, что делать в таком случае? Закрыть лицо футболкой, или что? Его лёгкие не справляются, и Эмрис достаёт из кармана ингалятор, вдыхая лекарство, а потом лекарство в его руке от жара накаляется, и Мерлин отбрасывает его в сторону, слушая глухой хлопок. А, точно, баллончик же под давлением, и его нельзя нагревать…
Люди, высунувшиеся из окон верхних этажей, панически кричат, и Эмрис огромным магическим усилием загоняет их обратно в квартиры – слишком сложно управлять паникующими людьми, которые действуют на одних рефлексах.
Он слышит голос Нимуэ, но за гудением пламени почти невозможно понять, что именно она говорит, но всё равно оказываться с ней рядом в этом аду у него нет абсолютно никакого желания, и волшебник изо всех сил пытается сориентироваться, найти выход из подворотни. Дышать тяжело, думать – ещё тяжелее, и Мерлин сотворяет вокруг себя небольшую простенькую волшебную сферу, которая защитит его от ожогов и не даст отравиться угарным газом, в случае чего.
Вдалеке слышны сирены, и он даже не пытается потушить пожар, его главная цель сейчас – выбраться, сотворив иллюзию того, что он остался в подворотне, чтобы колдунья продолжала его там искать до последнего. Но творить серьёзное колдовство в таком пожаре тоже сложновато, приходится сосредоточиться изо всех сил, вспоминая подходящее заклинание, по лицу ручьём течёт пот, в этом почти замкнутом пространстве температура примерно такая же, как в какой-нибудь печи.
Мерлину приходится идти боком – чтобы Нимуэ не могла неожиданно атаковать его в спину и чтобы одновременно видеть, что творится впереди, каждый шаг даётся ему с трудом, он слегка разводит языки огня в стороны, чтобы пробиться, и, наконец, буквально вываливается на безлюдную улицу, с которой совсем недавно разогнал всех прохожих. Снимает защитную сферу, жадно вдыхает свежий ночной воздух, кажущийся ему в эти секунды чем-то просто упоительным, сгибается пополам, кашляя и сплёвывая копоть, непонятно как оказавшуюся у него во рту. Так, теперь заклинание. Эмрис снова поднимает руку, произнося слова Древней Религии, чтобы отправить в подворотню своего фантома, бесплотного и практически невидимого, но зато обладающего его голосом.
Интересно, как быстро Нимуэ раскусит обман?